Отступления в библиотеке

Когда любим тобою был

Теперь ко мне ты больше не приходишь,
Твердишь, что далеко, томит подъема путь,
Садиха¹ 1 В своем стихотворении «Когда любим тобою был» Иосиф Гришашвили упоминает Садиха, грузинского придворного шута, служившего при дворе Ага Мохаммад-хана Каджара. Согласно историческим источникам, Садег был одним из трех убийц, перерезавших горло Мохаммад-хану по прибытии в город Шуша во время его попытки включения Грузии в состав Иранской империи в 1797 году. ты, предатель! – Что ж не хочешь
Дань отдавать любви нашей ничуть?
…
Когда любила, сколько раз с тобой
Шираза розу губы восхваляли!
Дорога в дом мой не была крутой,
Подъем и даль тебя не утомляли,
Когда любим тобою был...

– Иосиф Гришашвили

Иосиф Гришашвили посвятил стихи «Когда любим тобою был»² 2 Стих «Когда любим тобою был» переведен с грузинского на русский язык Эльдаром Пири (https://stihi.ru/2019/02/17/6220) поэтессе Нино Таришвили, для которой подъем к его дому казался легким, пока ее любовь не угасла. Гришашвили жил почти на самом верху района старого Тбилиси Харпухи. В этом старинном квартале, где поэт и его сестра жили до 1940 года, сейчас находится уникальная библиотека-музей имени Иосифа Гришашвили.

Музей-библиотека труднодоступен, он расположен на высоком холме. Крутой подъем, а также удаленное расположение и скромный внешний вид музея, возможно, способствовали тому, что его коллекция не пострадала от советской цензуры, в отличие от многих других государственных музеев и библиотек. В музее-библиотеке Гришашвили хранятся книги и материалы, которые невозможно найти в других публичных собраниях Грузии.

Когда поднимаешься на холм, сложно представить, что в таком отдаленном месте может находиться музей. Двухэтажное здание наверху выглядит как обычный скромный частный дом, без каких-либо архитектурных излишеств. В музей нельзя попасть без предварительной записи, необходимо убедиться в присутствии его обитателей — семьи Гришашвили. Пожилой племянник Иосифа Гришашвили, Нодар Григорашвили, встречает у двери в тапочках и ведет по лестнице, покрытой пыльным ковром. На его глазах строился этот музей, собиралась коллекция книг и составлялся библиотечный каталог. Он посвятил свою жизнь заботе о коллекции, которая перешла к нему от матери, первого директора музея. Григорашвили — единственный человек, который может провести и показать вам собрание книг, и поможет разобраться в библиотечной картотеке, которая здесь до сих пор используется.

Библиотека состоит из двух секций: одна из них открыта для публичного доступа, а в другой, закрытой, хранятся редкие издания, самые старые из которых датируются XVII веком. Иногда Григорашвили пускает в закрытую библиотечную секцию авторитетных исследователей, открывая им полки, на которых хранятся более 70 тысяч книг, печатных изданий, фотографий, музыкальных инструментов, рукописей и звукозаписей на разных языках.

Иосиф Гришашвили был многогранной личностью — поэтом, актером, исследователем, переводчиком, журналистом, редактором, издателем, библиографом и коллекционером. Его собрание включает материалы по истории, этнографии, культуре, языкам и политике Кавказа, Восточной Турции, Ирана и Южной России.

Иосиф Гришашвили (Мамулаишвили)³ 3 Гришашвили – это псевдоним Иосифа Мамулаишвили. Многие его стихи и письма публиковались под псевдонимами, криптонимами, с одними инициалами, под разными фамилиями, а иногда и вовсе без подписи. родился в 1889 году в районе Харпухи в Тбилиси, его отец был грузином из «харачогели» (из артели ремесленников), который сначала торговал вином, а потом стал держать небольшой трактир. Его отец был хоть и неграмотным, но умным и весьма остроумным человеком, владел несколькими объектами недвижимости и создал свой собственный алфавит для ведения учета. Мать Гришашвили была армянкой, и после смерти отца и неудачных попыток матери отдать его в ученики к местным ремесленникам, он полюбил авлабарский театр и основал театральную труппу, которая выступала в Харпухи. Он был актером, переводчиком с армянского на грузинский и драматургом, затем стал театральным суфлером и начал писать стихи.

В составе театральной труппы Гришашвили декламировал грузинскую поэзию и провел пять лет в театральной яме, читая таких авторов, как Шекспир, Шиллер, Мольер, Гюго, Толстой, Горький, Чехов и другие. Когда его мать снова вышла замуж и уехала, театр стал ему и домом, и университетом для создания оригинального ритмического стихосложения любовной лирики, опиравшейся на тбилисскую перформативную поэтическую школу, армянских бардов, персидскую культуру кофеен и европейские литературные аллюзии.

Его первое публичное выступление как поэта состоялось в 1910 году на вечере, организованном Григолом Робакидзе. Гришашвили стал звездой вечера, затмив, по его собственным словам, даже такого признанного поэта, как Важа-Пшавела. Его ранние стихи, вдохновленные замужними женщинами Харпухи, вызвали разногласия, в результате которых его первый сборник был снят с публикации. Гришашвили вспоминал, что каждый раз, когда он покупал сыр, сахар или фрукты в местных магазинах, их оборачивали в бумагу, на которой были напечатаны его стихи. Он описал этот случай как зарождение своей ненависти ко всем «фальшивым социал-демократам» и отсчитывал свою «беспартийность» именно от него.

С 1907 года Гришашвили сотрудничал с грузинскими журналами и газетами, часто публикуясь анонимно или под разными псевдонимами. Он регулярно публиковал лирические, политические и социальные стихи, юморески, экспромты, загадки, театральные рецензии, литературно-критические письма, полемические статьи, библиографические обзоры, комедийные пьесы и прозаические произведения. Кроме того, он посвятил много времени редактированию книг, написанных другими авторами.

В 1917 году на пике своей славы он запустил журнал «Лейла», вдохновленный арабскими влюбленными Лейли и Маджнуном. В журнале публиковались статьи известных грузинских писателей, в том числе современников Гришашвили по группе «Голубые роги», и он стал платформой для его настороженности по отношению к Европе и России и угрозе, которую они представляли для культуры «Старого Тбилиси». Он пригласил Григола Робакидзе написать предисловие к первому выпуску «Лейлы». Этот небольшой и некомфортный текст отличается тем, что в нем превозносится место Грузии как перекрестка Востока и Запада. Первым идет стихотворение Гришашвили «Королева Персии», в котором он представляет себя королем поэзии. Помимо Робакидзе в первом издании «Лейлы» были и другие представители «Голубых рогов», в том числе Паоло Яшвили и Валериан Гаприндашвили. К этому моменту «Голубые роги» существовали уже около года и все еще находились в Кутаиси. Ориенталистская направленность «Лейлы» сейчас кажется неожиданной – странный период в литературной истории Грузии, от которого «Голубые роги» быстро дистанцировались. Отношения испортились через год после выхода «Лейлы», поскольку новая современная поэзия, издаваемая «Голубыми рогами», смотрела на запад, – на символистов и футуристов. Это была битва на страницах литературных журналов, которую выиграли «Синие роги», а Гришашвили удалился в свою библиотеку.

Советизация Грузии в 1921 году оказала глубокое влияние на культурную историю страны. Поэтам пришлось переписывать свои биографии, отказываться от произведений, неугодных советской власти. Многие из этих произведений только сейчас заново открываются, переиздаются и переводятся. В одной из трех официальных версий автобиографии Гришашвили, датированной 1957 годом, он утверждает, что самый интересный для него период начался после установления советской власти. Было опубликовано множество его избранных стихов и новых произведений, а во время Второй мировой войны его патриотические стихи были положены на музыку. В 1947 году он был избран академиком Академии наук Грузии. В 1949 году он стал лауреатом Сталинской премии за свой вклад в литературу.

Племянник Гришашвили раскрывает другую сторону его личности, упоминая его ненапечатанные стихи, хранящиеся в музее-библиотеке⁴ 4 В рукописной тетради Иосифа Гришашвили, из которой были опубликованы «Непечатные стихи», такое предисловие: Эту тетрадь, о существовании которой никто, кроме меня, не знает, следует похоронить в моем архиве. Да простит меня история за мою поэзию! Я чистосердечен. И. ГР. 3 июля 1941 года. Архив любезно предоставлен музеем-библиотекой Иосифа Гришашвили. . Пятьдесят из этих стихотворений были впервые напечатаны в 1992 году, а 40 вошли в сборник «100 стихотворений»⁵ 5 100 Poems, Ioseb Grishashvili. Published by Intelecti, Tbilisi, 2009 . Эти произведения, направленные против советской власти, никогда не предназначались для широкой публики. Интересно, что во второй, недатированной автобиографии Гришашвили показано его презрительное отношение к двуличию и лицемерию.

Изучение грузинского литературного наследия, особенно в период советизации, сопряжено с определенными трудностями. Как нужно относиться к истории, которой официально никогда не существовало? Как разбираться в местных хрониках, архивных документах и биографиях? ⁶ 6 Аналогичные вопросы были поставлены на проекте Whole Life Academy в Доме культур мира (HKW) в Берлине в 2021-2022 годах, где участники программы семинаров отрабатывали совместные формы получения информации в архивах, поднимая актуальные вопросы деколонизации архивов и документов и раскрытия материалов второстепенных хроник.

Коллекции из государственных фондов Грузии редко выставляются на общее обозрение, и вопрос доступности стоит особенно остро. После распада Советского Союза пожары в музейных коллекциях стали обычным явлением по всей Грузии, что еще больше усилило двусмысленность ситуации вокруг них. Недавно из библиотеки Гришашвили была совершена кража уникальных изданий, связанных с русскими поэтами-заумниками. Это вызывает недоверие ко всем, кто хочет исследовать, не говоря уже о том, чтобы взять артефакты для выставочных целей, даже если им удается пройти жесткие бюрократические процедуры, призванные контролировать перемещение материалов в государственных коллекциях.

Собрание библиотеки Гришашвили предлагает уникальный взгляд на историю грузинской литературы, особенно на период до и после советизации. Во время инвентаризации были обнаружены книги запрещенных авторов с обернутыми титульными страницами или без названий, некоторые из них были спрятаны под землей в саду, где хранились многие годы. Гришашвили был первым директором музея-библиотеки и сыграл решающую роль в сохранении произведений репрессированных авторов. Его племянница, Ани Цицишвили, продолжила его дело, под ее надзором проводились исследования, классификация и каталогизация обширной библиотечной коллекции.

Оформление музея отражает его историческое и культурное значение. В 1969 году, перед открытием музея, архитектор Темур Тхилава разработал дизайн деревянных витрин, которые повторяют деревянные столярно-строительные конструкции национальной грузинской архитектуры. Художник Автандил Варази отвечал за выбор цвета и дизайн вертикальных панелей, развешанных по двум основным залам музея. Интересно, что сотруднику Симону Болквадзе было поручено установить книги друг на друга с помощью прозрачных пластиковых штырей, вставленных непосредственно в вертикальные панели. Александр (Лали) Джавахишвили, историк искусства и археолог, курировал отдел этнографических документов. Джавахишвили, отвечавший за экспозицию выставок в Национальном музее Грузии, организовал сотрудничество между архитекторами, археологами и художниками. Несмотря на его опыт и большой стаж работы в Национальном музее, сохранность выставленных артефактов не являлась первостепенной задачей для музея Гришашвили. До реконструкции музея в 2010 году некоторые документы, такие как плакаты и машинописные копии, были лишь частично закрыты под прозрачным защитным стеклом. Возможно, они не были полностью закрыты, чтобы посетители могли рассмотреть их материал и текстуру более внимательно.

В выставочной экспозиции название, дизайн обложки и изящный грузинский шрифт журнала «Лейла» сразу же привлекают внимание посетителя. Болквадзе расположил три выпуска «Лейлы» один над другим. Такое расположение книг как объектов можно заметить на последних художественных и кураторских проектах: на выставках книг часто используется похожий подход. Например, Канадский центр архитектуры выставил библиотечное собрание Гордона Матта-Кларка, поместив книги в прозрачные, легкие коробки, превратив их в объекты, которые можно было расставлять и переставлять на металлических полках в выставочном пространстве.⁷ 7 Из коробки: Gordon Matta-Clark: Readings of the archive by Yann Chateigné, Hila Peleg, and Kitty Scott Canadian Centre for Architecture, 2019-2020.

Однако этого может быть недостаточно, если нужно более тщательно исследовать и изучать библиотечные фонды, добавляя библиографические описания, которые позволят лучше почувствовать физическое состояние книг (особенно когда из-за мер предосторожности ограничен полный доступ к хрупким книгам и публикациям), и можно было бы задать новый, более поэтичный контекст для изучения библиотечного фонда. Не исключено также, что навыки самого коллекционера как редактора, наборщика и печатника могут дать представление о его библиотечных архивах. Его скрупулезное внимание к деталям побуждает нас описывать физическое состояние книг.

В 2022 году нью-йоркский куратор Марина Карон посетила музей Гришашвили и внимательно изучила подборку литературных публикаций. Карон отметила, что для них использован венский шрифт, разработанный Михаилом Кипиани в 1865 году. Кроме того, издания отличаются нарисованным вручную текстом на обложке и вариантами венского шрифта Mtavruli для заголовков. 

Карон написала библиографическое описание к первому изданию «Лейлы»⁸ 8 Лейла, № 1 1917; авторы: Г. Кикодзе, А. Чумбадзе, А. Абашели, И. Элефтеридзе, К. Макашвили, П. Иашвили, Г. Робакидзе, И. Гришашвили, Л. Киачели, Дж. Гвазава, Н. Лорткипанидзе, Мариджан, С. Дадиани, М. Бочоришвили, А. Папава; размеры: 29,7 × 21 см; Архив музея-библиотеки И. Гришашвили.

:

В процессе исследования голос коллекционера также должен присутствовать, тем более что Гришашвили любил читать стихи вслух и делал записи своих чтений, которые можно легко найти в Интернете. Он часто собирал по два, а иногда и три экземпляра одной и той же книги, используя один экземпляр для личных заметок. Он всегда пользовался красным карандашом, и его почерк можно найти на многих страницах публикаций в его библиотечном собрании. Иногда эти заметки делались для литературных исследований; в других случаях они свидетельствуют о глубоком знании коллекционером поэзии и прозы своих коллег; эти заметки документируют его личные отношения — отношения, которые можно расшифровать и прочитать между строк.

Эти заметки были тщательно изучены, заархивированы, и включены в библиотечный каталог, где за номером каждой книги следует аннотация. Это необычный метод инвентаризации библиотечного собрания, не говоря уже о размещении заметок в каталоге. Один из таких примеров — заметки Гришашвили, касающиеся поэтессы Мариам (Мариджан) Ткемаладзе, которая была его любовницей, подругой на всю жизнь и иногда сотрудничала с ним при переводе книг. В своей автобиографии Гришашвили пишет о своих отношениях с женщинами и часто повторяет темы, которые встречаются в его стихах. Однако Мариджан была единственной поэтессой, приглашенной для участия в издании «Лейлы» и это еще одна причина, чтобы углубиться в заметки Гришашвили о ней.

Если убрать инвентарные номера и описания архивных артефактов, то останется 193 упоминания о Мариджан в заметках. Чаще всего в этих заметках указываются пары слов в произведениях других поэтов и упоминается, что они являются плагиатом из поэзии Мариджан. Гришашвили, казалось, собрал все, что когда-либо публиковала Марижан, и знал ее поэзию наизусть, он собирал ее произведения даже после того, как она перестала писать стихи, переключившись на детскую литературу.

Один из примечательных примеров из заметок Гришашвили, связанных с творчеством Мариджан, — фраза „პოემა-იპოება“ («Поэма — Ипоеба» — означает, что поэма может быть найдена), где игра слов «Ипоеба — Ипоба» может означать «найти что-то» или «разрезать что-то посередине». Гришашвили наткнулся на эту фразу в книге Байрона «Чайльд-Гарольд» в переводе Силована Хундадзе (Кутаиси, 1925). Он подчеркнул слова и отметил, что пара удачная, и что Мариджан тоже использовала ее в своем произведении. В книге «Археология знания» Мишель Фуко описывает аналогичный перекликающийся эффект: «Границы книги никогда не очерчены достаточно строго: в её названии, в первой и последней строке, во внутренних конфигурациях и в обособляющих её формах и автономной формы, она оказывается втянута в систему отсылок к другим книгам, другим текстам, другим предложениям». Находить связь между стихами, связывать слова, выявлять схожие формулировки, использованные разными писателями, было обычной практикой Гришашвили, и иногда его редакторские правки «кромсали» слова бескомпромиссным красным карандашом.

Исследуя биографии поэтов до и после советизации Грузии, Гришашвили в своих заметках раскрывает гораздо больше, чем можно найти в официальных и неофициальных автобиографиях, написанных этими поэтами. Двойственность этих поэтов исчезает, остаются лишь наслоившиеся друг на друга записи и отголоски, которые можно придумать или использовать так же, как и поэзию, на которую они ссылаются. Голос Гришашвили пронизывает тексты, появляясь фрагментарно, как повторяющиеся отголоски, и именно благодаря ним смысл становится более четким⁹ 9 Похожую формулировку использовала Стефани Серра, описывая свое эссе как экскурс в личную библиотеку в книге «Через слова других» (Through the Words of Othersб volume 7 of the series fink twice, Published by edition fink, Contemporary Art Publishers, Zurich, 2018) . Такую же параллель можно найти в работах Ролана Барта. На первых страницах своей книги «Сад, Фурье, Лойола» (1971) он вводит понятие «биографемы», которое сводит к «нескольким деталям, к нескольким привязанностям, к нескольким модуляциям»¹⁰ 10 Сад, Фурье, Лойола, Ролан Барт. Пер. Б.М. Скуратова. М.: Праксис, 2007 жизни, которые могли бы попадать за пределы всякой судьбы и соприкасаться с каким-то будущим телом, обетованным одному и тому же рассеянию». Заметки Гришашвили можно воспринимать как дополнение к его обширному архиву, а попытки исследования его библиотеки с учетом незначительных модуляций, фрагментов и поэтических интерпретаций продолжаются и по сей день. 

С биографическим исследованием Коко Фергюсон.