Арт-институции в условиях гибридной войны

С окончанием короткой эпохи существования центральноазиатских павильонов современного искусства на Венецианской биеннале (2005-2013) в художественном мире Центральной Азии чётко обозначился период разочарования, который совпал с резким поворотом в евразийской политике, войной в Украине, сменой власти в нескольких государствах региона, а также с новым уровнем влияния информационных технологий на жизнь людей, сообществ и государств. Это текущее положение дел в мире и в регионе можно определить термином «гибридная война»¹ 1 https://ms.detector.media/mediaanalitika/post/16826/2016-06-19-gybrydno-ynformatsyonnaya-voyna-osnovnye-kharakterystyky/ , и настоящий текст посвящён размышлениям о тех качествах, какими арт-институции могут и должны обладать, чтобы успешно участвовать в этой войне – как на международном, так и на региональном уровне.

Поле битвы уже давно используется как обобщённая метафора драмы мироустройства. Одним из самых ранних и глубоких примеров этого является битва на Курукшетре, описанная в древнеиндийском эпосе «Махабхарата»² 2 http://www.bharatiya.ru/india/mahabharata.html . В седьмом веке мусульманские правоведы предложили термин «земля войны», دار الحرب (дар аль-харб), для обозначения территорий, ещё не находящихся под контролем исламского правителя.³ 3 http://www.oxfordislamicstudies.com/article/opr/t125/e490?_hi=1&_pos=1 Однако мусульманская «священная война» (джихад) также означает подвижничество и благочестивую борьбу против всего зла в себе самом⁴ 4 https://islam-today.ru/veroucenie/cto-takoe-dzihad/ . Маркс и Энгельс начинают свой «Манифест коммунистической партии» со смелого утверждения, что «история всех существовавших до сих пор обществ была историей классовой борьбы»⁵ 5 https://www.marxists.org/russkij/marx/1848/manifesto.htm . По другую сторону философского спектра звучал голос Ницше: «Я призываю вас не работать, а бороться. Я призываю вас не к миру, а к победе. Пусть труд будет вашей борьбой, а ваш мир – победой!»⁶ 6 Фридрих Ницше. Так говорил Заратустра. Сочинения в двух томах. Том 1. М.: «Мысль». 1996, с. 34. . Однако в ХХ веке под влиянием разрушительных мировых войн метафорическое понимание войны как благородной духовной борьбы постепенно сходит на нет и претерпевает изменение, связанное с расширением трактовки её цели и определения поля битвы.

Современная война определяется как «средство навязывания своей воли противнику. Субъект А пытается заставить изменить поведение субъекта Б, заставить его отказаться от своей свободы, идеологии, прав собственности, ресурсов, территории и т. д.»⁷ 7 https://ru.wikipedia.org/wiki/Война . Этот уход в сторону от утилитарного понимания войны как кровавого вооружённого противоборства к задаче покорения воли противника очень важен, а методы решения этой задачи меняются со временем.

Классическая бинарная антагонистическая модель: добро против зла, наши против врага – подразумевает открытое противостояние, чёткую линию фронта, наступательные или оборонительные операции поперёк этой линии и может рассматриваться как двухмерная война. Эта двухмерность не только географическая, но и понятийная. В этой традиционной модели война, которую ведут глобальные правые, всегда превращается в форму газавата или крестового похода против «неверных», в то время как левая война неизбежно стремится стать «освободительной революцией». Меняющееся идеологическое и информативное поле придаёт этим противостояниям третье измерение, в то время как текущая гибридная (нелинейная) форма войны является четырёхмерной. По мере роста измерений войны усложняется и её понимание. Так, военный теоретик Евгений Месснер писал в 1960 году: «В будущей войне они (солдаты. – А.У.) будут сражаться не на линии, а на всей поверхности территорий обоих противников, потому что позади вооружённого фронта будет быть политическим, социальным, экономическим фронтами. Они будут сражаться не на двухмерной поверхности, как в старые времена, не в трёхмерном пространстве, как это было с момента зарождения военной авиации, а в четырёхмерном пространстве, где психика воюющих народов представляет собой четвёртое измерение»⁸ 8 Цит. по Мясников В. Конец противоборства по Клаузевицу // Независимое военное обозрение : газета. — 8 июля 2005. .

В постсоветском контексте это направление мысли было последовательно развито, прежде всего, Виктором Пелевиным, о прозе которого Сергей Сиротин пишет: «Сходство Пелевина с Бодрийяром вообще чрезвычайно. Оба видят только знаки, оба саркастичны и тоскуют об утраченных идеалах»¹⁰ 10 https://magazines.gorky.media/ural/2012/3/viktor-pelevin-evolyucziya-v-postmodernizme.html , а также Владиславом Сурковым, которого называют «создателем современной российской политической системы»¹¹ 11 https://meduza.io/feature/2020/01/25/proizvedenie-pelevina-v-avtorskoy-traktovke-surkova  и даже «создателем первого в мире постмодернистского государства»¹² 12 https://www.geopolitica.ru/article/v-plenu-ultranormalnosti-surkov-sozdatel-pervogo-v-mire-postmodernistskogo-gosudarstva .

Признание человеческой психики главным полем битвы гибридной войны не только размыло традиционное представление о линии фронта и бинарных противостояниях, но и способствовало симбиозу практик спецопераций и постмодернистской политики. Это привело к далеко идущим и захватывающим последствиям, начиная с нового витка теорий заговора, распространения теорий постправды и «альтернативных фактов» и заканчивая «зелёными человечками» в Крыму, ольгинскими троллями и «солсберецкими» туристами. Штурм Капитолия 6 января 2021 года сторонниками теорий заговора, ультраправыми и прочими уверовавшими в «украденные» у Трампа выборы стал своего рода пиком и, хочется надеяться, предвестником конца\ гибридного постмодернистского авторитаризма.

Все эти факторы имеют самое непосредственное отношение к работе арт-институций, которую я бы хотел кратко проанализировать в двух ключевых аспектах: 1) их внутренняя организация и философия и 2) стиль и методология их функционирования. Как ни парадоксально, но в условиях гибридной войны принципы организации и функционирования многих арт-институций в ЦА часто выглядят безнадёжно застрявшими в дословном принятии неолиберального описания мира искусства языком рыночных отношений. Музеи и государственные учреждения культуры, фонды и галереи продолжают работать по принципам, унаследованным из недавнего советского прошлого: с директором, заместителями, главами отделов, мало связанных между собой и организованных по принципу многоступенчатой иерархии власти. Эти институции вписаны в ещё более громоздкие системы управления, в которых даже незначительные решения часто принимаются лишь на самом верху, а затем «спускаются» для исполнения. Такая линейная бизнес-модель трансформируется в нечто, напоминающее матричную структуру, при выполнении проектов, но в основе деятельности многих арт-институций лежит оставшееся от советского периода архаичное представление об управлении и власти, адаптированное к различным бизнес-моделям¹³ 13 https://www.cfin.ru/management/strategy/change/transform.shtml .

Мир искусства по-прежнему описывается, прежде всего, как арт-рынок, в котором господствуют преимущественно экономические факторы¹⁴ 14 Арутюнова, А. Арт-рынок в XXI веке: пространство художественного эксперимента. М. 2015. . Интересно, что это видение объединяет и неолибералов, и противостоящих им представителей критического левого дискурса, что часто приводит к своеобразным парадоксальным и конфликтным ситуациям (в частности, со Школой творческой актуализации будущего¹⁵ 15 https://www.colta.ru/articles/art/13040-politicheskoe-deystvie-prakticheski-nevozmozhno-no-na-voobrazhenie-ogranicheniy-poka-net  в Бишкеке). На мой взгляд, всем бизнес-моделям и политэкономическому видению мира в целом присущи определённые недостатки, которые не позволяют многим арт-институциям эффективно функционировать в текущих условиях.

Очевидно, что в условиях гибридной войны арт-институции должны стремиться почерпнуть что-то из арсенала организаций лучшим образом, чем офисы и корпорации, подготовленные к этим условиям. Это отчасти и происходит, но скорее на интуитивном, нежели на системном уровне¹⁶ 16 https://lenta.ru/lib/14206363/ . Что же могли бы арт-институции усвоить из модели организации современных военных подразделений, приспособленных к функционированию в текущих условиях? На мой взгляд, это касается, прежде всего, 1) перестройки структуры с упором на целеполагание и процесс проведения операции и отхода от институтоцентричности, что предполагает известную гибкость в работе с персоналом и ресурсами; 2) качества персонала и распределения ответственности за принятие решений. В любом военном подразделении стоит задача минимизации людских потерь, в первую очередь, ради сохранения боеспособности соединения и возможности выполнения им своей боевой задачи. При этом подразделения изначально подготовлены к возможным потерям, а их личный состав проходит обучение согласно определённым стандартам, которые предусматривают, в частности, и замену любого члена команды, в том числе и командира, следующим по рангу офицером или солдатом. Может ли подобным образом работать кураторская группа?

В том, что касается функциональной составляющей, я бы уделил особое внимание такому интегральному понятию, как «стиль операции», которое включает в себя все вышеупомянутые особенности, реализованные на практике. Хрестоматийным примером успешной/неудачной кампании является операция «Гельб» (9 мая – 24 июня 1940 г.), в ходе которой столкнулись две стратегические концепции, воплощённые в двух радикально различных военных институциях: французской оборонительной линии Мажино и германской наступательной танковой группы фон Клейста¹⁷ 17 https://tech.wikireading.ru/6929 . Линия бетонных укреплений Мажино имела всего одну, защитную функцию, доведённую до предела технического совершенства. Группа фон Клейста состояла из двух танковых и одного моторизованного корпусов, вооружённых большим количеством лёгких танков, которые быстро прорвались сквозь считавшийся непроходимым для танков Арденнский лес, обойдя линию Мажино с севера, которая в этот критический для Франции период войны так и не сделала ни одного выстрела. Танковая группа Клейста умело применила комбинированные технологии в сочетании с высокой мобильностью, инициативностью и адаптивность управления в ходе реализации стратегического плана, что в итоге позволило нивелировать высокие операционные риски и добиться успеха.

В истории существует немало примеров как удачных, так и неудачных симбиозов эстетики, политики и методологии ведения мобильных военных операций. Одним из выдающихся гиперобъектов такого рода является глобальное анархистское движение, достаточно рано, хотя и наивно заявившее о глубинном родстве между революцией и творчеством¹⁸ 18 https://avtonom.org/blog/bratya-gordiny-revolyuciya-kak-tvorchestvo . Оно породило весьма запоминающиеся и динамичные сообщества со своей яркой эстетикой – от казацкой вольницы Гуляйполя Нестора Махно¹⁹ 19 https://vmelitopole.ru/stati/priazove/gulyajpole-volnoe-gosudarstvo-batki-makhno до рафинированного элитизма Республики Фиуме Габриеле д’Аннунцио²⁰ 20 https://www.gazeta.ru/science/2014/12/15_a_6342065.shtml . Тем не менее в их внутреннем стремлении институционализироваться, превратиться из движения в государство и осесть на захваченной территории заключался корень их последующих неудач. Это прекрасно понимал Томас Лоуренс (Аравийский)²¹ 21 http://militera.lib.ru/memo/english/lawrence/06.html и впоследствии осознали на своём опыте Иосип Броз Тито²² 22 https://trace.tennessee.edu/cgi/viewcontent.cgi?referer=https://www.google.com/httpsredir=1&article=2252&context=utk_chanhonoproj и Че Гевара²³ 23 https://snob.ru/entry/187805/ . С другой стороны, гибкие и динамичные формы самоорганизации способны порождать жизнеспособные институции, примером которых может служить Сапатистская автономия на юге Мексики²⁴ 24 https://youtu.be/NqlZOa7DMiU , четверть века контролирующая территорию в 24 тыс. кв. км²⁵ 25 https://en.wikipedia.org/wiki/Rebel_Zapatista_Autonomous_Municipalities , или иная по духу, подчёркнуто мирная утопия Ауровиля.²⁶ 26 https://en.wikipedia.org/wiki/Auroville

К числу технологий гибридной войны я бы отнёс и все отчаянные действия одиночек, имеющие сильную эстетическую и образную составляющую, врезающуюся в коллективное воображение и память. К ним относятся и самосожжения буддийских монахов, и нарциссическое сеппуку Юкио Мисимы²⁷ 27 Rankin, Andrew (2018) Mishima, Aesthetic Terrorist: An Intellectual Portrait. The University of Hawaii Press. , и уничтожение WTC 11 сентября 2001 года²⁸ 28 https://contempaesthetics.org/newvolume/pages/article.php?articleID=510 , и многочисленные акции Петра Павленского²⁹ 29 https://www.bbc.com/russian/features-51539921 , FEMEN³⁰ 30 https://www.theguardian.com/world/femen , Pussy Riot³¹ 31 https://www.theguardian.com/music/pussy-riot , и уже систематическое использование мусульманского песнопения «нашид» в пропаганде ИГИЛ³² 32 https://www.cbc.ca/radio/day6/episode-261-aleppo-healthcare-crisis-isis-propaganda-songs-melting-glaciers-politics-of-comedy-and-more-1.3338712/what-isis-songs-reveal-about-the-group-s-evolution-1.3338848 . Наличие или отсутствие этой составляющей представляется мне значительно более важным в контексте гибридной войны, чем авторское намерение позиционировать своё действие как произведение искусства или сугубо политический акт.

Менее яркой, но, возможно, более глубокой видится реверсивная практика, в которой лишённые аттрактивности политические данные превращаются в арт-высказывание, как это с успехом демонстрируют британская группа Forensic Architecture³³ 33 http://moscowartmagazine.com/issue/64/article/1363 и художник-исследователь Лоуренс Абу Хамдан³⁴ 34 http://moscowartmagazine.com/issue/94/article/2092 .

Всё вышесказанное, однако, не означает, что в настоящее время эффективными могут быть лишь мелкие разрозненные «диверсионные» арт-подразделения фанатиков или подвижников. Так, впечатляющим примером огромной постмодернистской гибридной арт-институции является Главный Собор Вооружённых Сил Российской Федерации³⁵ 35 https://hram.mil.ru/ . Определяемый официально как «духовный символ России, прославляющий величайшую победу жизни над смертью», этот центр включает в себя мультимедийный музейно-выставочный комплекс «Духовное воинство России», 4 придела, 7 залов, панорамный кинотеатр, методический центр, залы для семинаров, лекций и конференций, огромные площади мозаик, в которых христианская иконография причудливо переплелась с образами российской государственной мифологии³⁶ 36 https://credo.press/231713/ .

В формальном и идеологическом смысле эта институция является аналогом линии Мажино в гибридной войне, монументальной крепостью, призванной артикулировать квинтэссенцию современной российской идеологии. Однако фундаментальная проблема этой концепции заключается в зазоре между постмодернистскими средствами решения этой задачи и вполне модернистской, но в высшей степени ситуативной повесткой. Несложно увидеть, что пространство, призванное увековечить эту повестку, уже весьма скоро будет восприниматься как паноптикум артефактов, образов и представлений определённой исторической эпохи, что неизбежно для любой институции подобного рода.

В арт-поле ЦА имеется немало примеров как удачных, так и неудачных институций и кампаний текущей гибридной войны. Одним из самых ярких примеров последних стал несостоявшийся Национальный павильон Казахстана на Венецианской биеннале 2019³⁷ 37 https://www.theartnewspaper.com/news/venice-biennale-s-kazakhstan-pavilion-in-jeopardy-as-curators-are-sacked . В неудаче этой операции проявились не только некомпетентность чиновников и неповоротливость государственной машины управления, но и несовместимость различных организационных моделей и методов, задействованных в кампании. Поучительным примером арт-институции, находящейся в глубоком внутреннем кризисе, является и ташкентский театр «Ильхом», не только рискующий потерять своё уникальное здание, но и испытывающий затруднения с адаптацией к современному контексту и утрачивающий свой инновационный потенциал³⁸ 38 https://voicesoncentralasia.org/is-there-future-for-the-ilkhom-theatre/ . Напротив того, тесно сотрудничающий с «Ильхомом» ансамбль современной музыки Omnibus постепенно трансформировался из громоздкого оркестра с постоянным составом из 30 человек в мобильную, гибкую и компактную группу единомышленников, регулярно проводящую различные кампании с переменным составом участников, ресурсов и арт-пространств³⁹ 39 http://www.omnibus-ensemble.asia/ . Хочется отметить также алматинскую «Школу Художественного Жеста»⁴⁰ 40 https://www.buro247.kz/culture/lenta/shkola-khudozhestvennogo-zhesta-v-almaty.html и международную передвижную выставку Die Grenze, успех которой во многом объяснялся дизайнерским решением куратора Тибо де Ройтера превратить контейнеры для перевозки арт-объектов в подиумы для их презентации в любом выставочном пространстве⁴¹ 41 https://www.goethe.de/ins/ru/ru/kul/sup/gre/aus/21092235.html . В ходе пандемии в ЦА были реализованы два интересных региональных проекта, ставших примерами самоорганизации, разделённого лидерства и инновационного использования ресурсов, в том числе и онлайн-коммуникации. Так, в бишкекском «Художественном базаре» была реализован замысел самоподдерживающегося художественного сообщества, а в ташкентском проекте «Агапе» удалось объединить усилия 40 художников, поэтов и фотографов региона благодаря грамотно организованной и согласованной удалённой работе в мини-группах.

Тип и организационная структура арт-институции, проводящей различные операции, оказываются непосредственно связанными с определённым эстетическим стилем работы, который, в свою очередь, выводится из порой парадоксальных сочетаний между идеологическими, организационными и эстетическими установками, характерными для каждой операции. Должна ли арт-институция, подобно линии Мажино, совершенствоваться в исполнении строго определённой функции или, подобно танковой группе Клейста, идти на риски, связанные с мобильностью и непредсказуемостью контекста, полагаясь лишь на своё умение импровизировать набором имеющихся в распоряжении средств для решения поставленной задачи?

Этот вопрос является лишь одним из серии вопросов о весьма уязвимом пересечении личного, институционального и прагматического начал. Как организовано управление институцией? Является ли она иерархичной и громоздкой структурой с отдельными цехами, как машиностроительный завод, или больше напоминает плоскую, мобильную и многофункциональную команду спецподразделения? Кто отвечает за целеполагание и принятие стратегических решений? Спускается ли оно сверху по иерархической цепочке или вырабатывается компетентной командой? Кто отвечает за внутреннюю организацию арт-институции и кадровую работу? Как и кем осуществляется планирование конкретных операций?

Все эти вопросы следует рассматривать в контексте таких принципиальных различий между корпоративными и военными методами управления персоналом, как устойчивость к потерям, общая функциональная компетентность и подготовленность личного состава, роль совместной ответственности и лидерства, понимаемого как общая задача. Трансформация понятия «человеческие ресурсы» в категорию человеческого капитала в корпоративном мире⁴² 42 https://www.researchgate.net/publication/230874626_Transforming_Human_Resources_into_Human_Capital является лишь приближением к осознанию личного состава как актива, вовлечённого в разработку и реализацию решений в условиях гибридной войны.

Данные рекомендации по замене господствующей рыночной модели работы арт-институций на модели и методы, заимствованные из теории и практики специальных подразделений, основаны не на стремлении автора драматизировать существующее противостояние, а на элементарных требованиях текущего момента. Если даже верно то, что не художники, не кураторы и не галеристы развязали мировую гибридную войну, в гуще которой мы все сейчас находимся, то это: 1) не лишает их необходимости выживать в нынешних условиях; 2) накладывает особую ответственность на арт-институции, стремящиеся оставаться актуальными и инновационными, проводниками изменений и борцами против консервативного доминирования. Время директорских кабинетов с телефонами на столе прошло, время хипстерских офисов с портретом Далай-ламы проходит. Похоже, что пора прекратить рассматривать сложнейшие процессы, происходящие в мире, как извечное противоречие между «базисом и надстройкой»⁴³ 43 https://zaleninizm.wordpress.com/2018/08/01/базис-и-надстройка/ и наконец оторваться от изучения произведений искусства в эпоху их технической воспроизводимости⁴⁴ 44 p://forlit.philol.msu.ru/lib-ru/benjamin1-ru : для современных кураторов больше полезного содержится в классических работах Лиддел-Гарта о непрямых стратегиях⁴⁵ 45 https://colonelcassad.livejournal.com/2932375.html : или в расследованиях Bellingcat⁴⁶ 46 https://ru.bellingcat.com/category/materialy/ . Если арт-институция собирается выжить и преуспеть в текущей гибридной войне, то её структура, работа и методы тоже должны соответствовать этим целям. Это означает, что арт-институция как минимум должна: